Бесхитростно Пьер Зеель рассказывает о своей беззаботной жизни - об осознании гомосексуальности, о фашизме, обрушавшемся в одночасье, о доносах, предательстве и кошмарном насилии.
Когда вы читаете эту книгу, кажется, что вам показывают кинохронику, в которой отсутствует звук.
Этому молчанию Пьер сопротивляется всю жизнь. «Глухой крик» раздается в его сердце в тот миг, когда лагерные собаки рвут на части друга Жо. И тогда, когда уже после войны, католический священник отказывает в причастии… И тогда, когда он не способен объяснить жене, почему не может рассчитывать на льготы депортированных.
Но иногда этот сон, в котором крик сковывает горло, прерывается. И тогда Пьер поет «Интернационал» перед русскими солдатами, что ведут его на расстрел. И поздним вечером в Париже начала 1980-х вдруг понимает и признается: «Да, он тот самый эльзасский гей, последний, может быть, кто способен прервать молчание рассказать обо всем…».
Владимир Кирсанов
Перевод: с франц. Д. Савосина.
М.: Текст. 2008, 189 стр., 2000 экз.
Источник
Пьер Зеель родился в 1923 году в эльзасском городе Агно. Семья Пьера была католической, родители держали пекарни. Его детство прошло в Мюльхаузене.
Пьер случайно попал в полицию, когда давал показания в деле о краже, в котором фигурировали гомосексуалы. Там было зафиксировано его признание в гомосексуальности. Список гомосексуалов оказался в руках немецкой оккупационной администрации Эльзаса в 1940 году. 3 мая 1941 года Зеель был арестован гестапо.
После пребывания в местной тюрьме, где с ним жестоко обращались, был доставлен в концентрационный лагерь в Ширмеке, недалеко от Страсбурга. Стал жертвой бесчеловечного обращения нацистов с гомосексуалами и среди других свидетелей стал очевидцем убийства своего партнёра. Зеелю удалось выжить в лагере благодаря тому, что несколько месяцев спустя он был призван в немецкую армию и отправлен на Восточный фронт. В конце войны попал в советский лагерь для военнопленных и провел несколько месяцев в Украине.
После возвращения во Францию в течение многих лет нигде не упоминал о своей сексуальной ориентации и событиях связанных с ней. Как католик и практикующий верующий, Зеель пытался подавить свою гомосексуальность и в 1950 году женился. В этом браке родились трое детей: два сына и дочь. После распада семьи в 1978 году, Зеель был связан с организацией геев-католиков «Давид и Ионафан».
В 1981 году в ответ на заявление архиепископа Страсбурга о том, что гомосексуальность является болезнью, Зеель решил обнародовать историю своей жизни и рассказать о событиях, связанных с гомосексуальностью. Он описал преследования гомосексуалов во время Второй мировой войны. В последующие годы Зеель призывал признать гомосексуалов группой, подвергшейся преследованиям со стороны нацистского режима. Он описал свой опыт в автобиографии «Я, депортированный гомосексуалист, Пьер Зеель» (1994 год), которая была переведена на английский язык под названием «Мемуары гея, пережившего нацистский Холокост» (1997 год). Он также снялся в документальном фильме «Параграф 175», посвященном этой теме. После признания факта преследования геев во время Второй мировой войны Зеель участвовал в качестве представителя этой группы в юбилейных торжествах.
Писатель умер от рака 25 ноября 2005 года и похоронен в Брэме, департамент Од.
Источник
Скачать
Личная подборка книг на гугл диске
И фрагмент из книги:
Однажды громкоговорители срочным порядком вызвали нас на площадь, где обычно проводилась перекличка. Лай и выкрики сделали свое дело, и мы без промедления явились туда все. Нас построили квадратом, мы стояли по стойке «смирно», окруженные эсэсовцами, как бывало на утренних перекличках. Пришел комендант лагеря со своим штабом. Я подумал было, что он снова примется внедрять в наши души свою слепую веру в рейх, состоявшую из указаний, оскорблений и угроз, наподобие знаменитых ругательств своего хозяина, Адольфа Гитлера.
Но на самом деле готовился обряд наказания — исполнение смертного приговора. В самом центре образованного нами квадрата поставили между двумя эсэсовцами молодого человека. Охваченный ужасом, я узнал Жо, нежного друга моих восемнадцати лет.
Прежде я никогда не замечал его в лагере. Его привезли до или после меня? В те несколько дней, что предшествовали моему приходу в гестапо, мы не виделись. Я застыл от страха. Как я молился, чтобы ему удалось бежать от их облав, их допросов, унижений. И вот он здесь, перед моими глазами, полными слез. Он не носил втихаря, как я, опасных депеш, не срывал воззваний, ничего не подписывал. И все-таки его взяли тоже, и вот он сейчас умрет. Приговор явно был подписан. Что произошло? В чем его обвиняли эти чудовища? Скорбя всем сердцем, я совершенно забыл о том, что причина смертного приговора была очевидной.
Затем из громкоговорителей полилась оглушительная классическая музыка, пока эсэсовцы раздевали его донага. Потом ему на голову нахлобучили белое цинковое ведро. И натравили на него свирепых псов из лагерной охраны, немецких овчарок, которые сперва искусали ему весь низ живота и бедра, а потом сожрали всего прямо на наших глазах. Ведро, крепко сжимавшее голову, отражало его вопли, делая их еще громче. Напрягшись всем телом, едва держась на ногах, с вытаращенными от ужаса глазами, полными слез, я молился только об одном — чтобы он как можно быстрее потерял сознание.
С тех пор я часто просыпаюсь по ночам от своего крика. Вот уже пятьдесят лет эта сцена все встает и встает у меня перед глазами. Мне никогда не забыть варварского убийства моей любви. Прямо на моих глазах, на наших глазах. Ибо нас были там сотни, сотни свидетелей. Почему сегодня все молчат об этом? Не все же умерли? Правда, мы были в лагере самыми юными, и с тех пор прошло много лет. Но мне думается, что кое-кто предпочел навсегда закрыть рот на замок, боясь воскрешать страшные воспоминания, вроде того, о котором я рассказал.
