Небольшая книжечка в черной обложке, напечатанная на белейшей плотной бумаге в Чешской республике, содержит не просто кодекс гибели, но «Кодекс гибели, написанный Им Самим», как обозначено на титульном листе.
Тяжелый и мрачный текст, сложный и рассыпающийся на отдельные даже не эпизоды, а предложения сюжет - впрочем, сюжета, можно сказать, здесь вообще нет, конечно, если не считать сюжетом постоянно повторяющийся мотив: любовь приводит к гибели - так вот, все это складывается в некоторую цельную и страшную картину: наслаждение сексом, болезнь, насилие, смерть… Стилистика текста, россыпь раскавыченных цитат, калейдоскоп быстро сменяющихся образов заставляет вспомнить Берроуза.
Василий Васильев
T-ough Press. 1999, 178 стр.
Источник
Аннотация
«Кодекс гибели» - один из любопытнейших в нашей словесности образчиков воспаленного гомосексуального эстетизма, не щадящего ни приличий, ни морали вообще, ни истории, ни даже здравого смысла. Находящего удовольствие в этом отсутствии жалости. Плоть книги - словесная ворожба вокруг довольно банальной вещи - однополого коитуса, разукрашенного, впрочем, всякой всячиной: сатанизмом, «голубым» периодом истории нацистского движения, кинематографическими пейзажами и мизансценами, ворохом красивых и ужасных вещиц. «Кодекс гибели» мастерски интонирован; безусловно, он сочинен поэтом и предназначен для чтения вслух, а не глазами. Длинные перечисления, риторические и нравоучительные пассажи, перебиваемые короткими восклицаниями на непонятном энохийском языке, изобретенном (открытым?) автором: «Quasb!», «Agios o Atazoth!». Честное слово (чуть не написал «ей-богу!»), не хочется прозревать за всем этим никакой настоящей мистики, истинного сатанизма; хотя очевидно – «Кодекс гибели» есть попытка анти-Евангелия (равно как и «анти-Корана» с примесью «анти-бусидо») - ведь Евангелие, в общем-то, «Кодекс Спасения». Главное, что раздражает в этой мастерски написанной книге, - назойливое стремление (как бы походя, невзначай) оскорбить как можно больше святынь, нарушить максимум табу, наговорить (как бы) неслыханных дерзостей. В этом у Fr.D.V. есть предшественники, предки (в разной степени родства) - ругачий Селин, яростный Жене, болтливый Берроуз.
Кирилл Кобрин
Сквозной мотив «Кодекса гибели» - переодевание, оборотничество, принц и нищий, меняющиеся местами в социальной (и сексуальной) иерархии. Невинный, детский сюжет-наживка, на который накручивается зловещая инициация в нео-нацистский, человеконенавистнический миф с садо-мазохистской и одновремен-но оккультной подоплекой. Влияние де Сада особенно заметно: как и у «божественного маркиза», повествование строится вокруг словоизлияний собравшихся на «семинар» персонажей, и все происходящее в тексте, по существу, вязь их переплетающихся монологов. Такое обрамление необходимо, чтобы перевести пронизывающее текст насилие в режим «забалтывания» и еще раз подчеркнуть его словесную, чисто языковую природу (язык - вот кто главный фашист, говорит Барт). В итоге рождается гремучая, бестиальная смесь, упакованная в рафинированную форму комиксов с их галлюциногенной логикой монтажа, «опускающей» любую, самую пафосную тему. И в то же время, за счет формальной склейки путем «опущенных звеньев», возвышает само письмо, делает его «поэтическим».
Александр Скидан
Скачать
Личная подборка книг на гугл диске
