March 29, 2021
Новый жанр для этого канала, который, пожалуй, уместнее всего назвать документальным монтажом. Вы прочтете два наиперверзнейших и практически неизвестных текста, оба написаны мужчинами-гомосексуалами - русским и итальянцем, но с фокусом на советскую действительность - не просто в разные годы, но принадлежащие к разным эпохам.
Первый текст - фрагмент из дневника поэта и писателя Рюрика Ивнева (1891-1981) за 1931 год, человека, чья гомосексуальность в том или ином виде рефлексировалась практически во всех его произведениях, написанных до начала 1930х. Некоторые из них вышли совсем недавно. Например, пронизанный гомоэротизмом роман «Юность»: создан в 1912, опубликован в 2007. Его дневник тоже до недавних пор лежал в архиве и был напечатан в 2012 году. Я не ждала от него многого, зная как Ивнев, дворянин по происхождению, бежал от репрессий в начале 1930-х годов (да, собственно, более «удачное» происхождение не спасло другого гомосексуального поэта Николая Клюева) - его имя несколько раз всплывало в допросах арестованных ОГПУ («разлагал рабочую молодежь») ленинградских гомосексуалов в 1933 - и была уверена, что дневник отполирован, им самим или даже издателем.
Второй фрагмент - статья из итальянского журнала Fuori! (F.U.O.R.I. акроним di Fronte Unitario Omosessuale Rivoluzionario Italiano, Объединенный Итальянский Революционый Гомосексуальный Фронт), основанного в 1971 году в Милане. Текст «Повседневная жизнь в СССР Как живут, что делают гомосексуалы в Советском Союзе», написан и опубликован Арриго Торре в 1979 (Fuori! 1979, №23, pp. 10-11). Заметку, которая никогда не публиковалась на русском языке, нашел и перевел специально для канала A spy in the archives мой друг и коллега Владимир Володин, написавший, к примеру, брошюру Квир-история Беларуси.
Это два очень разных текста: по структуре, внутренней динамике, насыщенности фактурой, но они легко сопрягаются, по крайней мере в моей голове, как яркие свидетельства однополого желания в советской реальности, схваченного под особенным, даже маргинализирующим углом случайной встречи; где все с самого начала стремится к концу. Удушливая меланхолия, кажется, рождается из контекстов. В 1931 году уже шли выборочные аресты гомосексуалов по 58 статье. Пространство свободы, появившееся после декриминализации в 1922, исчезало в чаду мобилизации первой пятилетки, ставшей фоном для разворачивающихся репрессий. Большинство из подвергнутых срокам в начале 1930-х будет окончательно перемолото во второй половине десятилетия. 1970-е - ГУЛАГа формально уже не существует, как и 58 статьи. Но есть 121-я статья УК («мужеложство»), которая определяет многое, если не все, в жизни советских геев: «жена все знает», членство в партии как заглоченный крючок с наживкой, пьянство как защита, в буквальном смысле («пьяным на улице позволяется что угодно, в том числе обниматься»). Одновременно с этим достаточно четкая видимость гомосексуалов в городском ландшафте «эпохи застоя» даже для пришельца из капиталистической страны. Общее в обоих текстах, из-за чего мне и заходилось представить их встык, - особый извод (советской?) гомоэротики, с примесью отчаяния и обреченности. Импровизированный характер встреч будто бы снижает градус объективной опасности, но человеческий страх даже нравящегося незнакомца никуда не уходит. Времени на сближение нет, ведь оно усиливает угрозу, существующую по сути с самого первого взгляда между двумя мужчинами.
3 февраля 1931 года. Рюрик Ивнев. Дневник. 1906-1980. Москва, 2012. С. 482-483.
В мою последнюю поездку в Ленинград произошла замечательная встреча, бросившая меня на страницы Достоевского. Я никогда ее не забуду, но, чтобы так же ярко и красочно ее вспоминать и потом, - я набросаю ее схему. (Все подробности записывать очень долго). 2 часа ночи: Угол Каменоостровского и Песочной. Возвращаюсь домой. Три парня. Закуриваю папиросу. Один из них: «Ты приезжий?» – «Да». Всматриваюсь: тип шофера, кэпка. Хорошее лицо, но есть что-то бандитское. «Тебе, может быть, негде ночевать?» Я отвечаю: «Нет, я имею, где ночевать». Покаываю на дом, угловой, на Вологодской. «А может быть, пойдем ко мне?» - «Что же мы будем у тебя делать?» – «Топить печь и разговаривать». Я решаю идти к нему. Глубь Песочной ул. Дальше дома, где жила когда-то Е.Г. Гуро и где я первый раз читал свой первый роман «Несчастный ангел». Калитка. В глубине - парк. Домов никаких не видно. Мне становится страшно. Со мной бумажник с деньгами (сравнительно много денег), документы. (Перед этим еще его фраза. На мой вопрос: «О чем же мы будем разговаривать?» – «Браток, разве у двух людей не найдется о чем поговорить? Я расскажу тебе свою жизнь, ты - свою. Вот, например, я бросил жену, или зачем врать, она сама от меня ушла... Я тебе все расскажу, а ты мне расскажешь свое...»).
Он говорит: «Иди вперед». Дорожка занесена густым снегом. Идем буквально по колени в снегу. наконец, домик. Он открывает дверь. Кухня. Никого нет. Горит электричество. Вдруг: «Руки вверх». Я растерянно улыбаюсь. оказывается, он пошутил. Мы входим в его комнату. Дикий холод. Несколько дней он не топил. Начинает топить печь. Я дрожу от холода. Он согревает руками мои ноги. Рассказывает про себя. Потом спрашивает про мою жизнь. Я под влиянием пережитых волнений рассказываю многое.
На его глазах выступают слезы. «Но, Боже мой, - восклицает он, - ведь мое страданье в сравнении с твоим - такое ничтожное». Он нагибается и целует мне руку.
Ночь. Печь согрелась. Мы ложимся спать. Он нежен. Утром назначил мне час, чтобы я пришел. Я не пришел, не заглянул к нему и на другой день, и на третий день, а из Москвы написал ему письмо, где благодарил за хорошее, человеческое чувство.
Он - рабочий - Иван Дмитриев.
Обложка дневника. На фотографии 1915 года слева направо Рюрик Ивнев, Владимир Чернявский, Сергей Есенин.
Повседневная жизнь в СССР. Как живут, что делают гомосексуалы в Советском Союзе". Автор - Арриго Торре. Fuori! 1979, №23, pp. 10-11.
Антонио и я прогуливались вечером по главной улице Одессы. Мы находились на юге СССР для участия в семинаре по биологии. Мы с трудом нашли местность в центре города, где собираются гомосексуалы: сквер в центре, его часть возле общественных туалетов. Туда, во вместилище грязи и зверской вони мочи, русские, украинские, армянские и азербайджанские гомики по очереди заходили, чтобы показать друг другу письки и что-нибудь затеять.
Именно этим вечером, возвращаясь из гейского отхожего места, мы познакомились с Павлом и Геной. Они тоже прогуливались по главной улице. Обоим было около 30 лет. Павел -- брюнет, бёдра немного широкие, длинные волосы причёсаны с пробором [дальше отсутствует строчка или две]. Гена, напротив, блондин, высокий и хорошо сложенный. Они нас обгоняют. Мы их рассматриваем. Павел бросает взгляд в ответ. Потом они о чём-то перешептываются, улыбаясь. Мы их обгоняем. Они нас обгоняют. Не перестаём рассматривать друг друга. Они рассмеялись. Они обнимают друг друга за талию и прогуливаются в обнимку. Позже они импровизированно сворачивают направо, в подъезд.
Это выглядело невероятно, учитывая, что мы были в Советском Союзе, стране, где, если тебя застукают, тебе светит от 5 до 8 лет тюрьмы. Потом Павел и Гена объяснили нам, что притворялись пьяными, а в СССР пьяным на улице позволяется что угодно, в том числе обниматься и целоваться. Пьяных там множество. Через несколько мгновений Павел [дальше отсутствует строчка или две]. ... и желаем подняться и выпить что-нибудь.
Квартира была на четвёртом этаже. В одной комнате две кровати, в другой -- софа и шкаф. Кухня. Тут мы и присаживаемся выпить, пока Павел просит прощения за то, что недавно переехал и пока мало что имеет дома. Запивая арбуз водкой, мы узнаём, что Гена из Ленинграда, а в Одессу приехал, чтобы провести несколько дней с Павлом. Он, кстати, медик.
В какой-то момент хозяева сказали нам, что мы уже не сможем вернуться в гостиницу, поскольку трамваи уже не ходят, и нам придётся заночевать у них. Все вместе мы решаем «не заметить» вполне реальную возможность взять такси. Мы выпили очень много, мешая сладкое вино, водку и армянский коньяк. Так много, что когда пришла пора укладываться спать (вместе, все матрасы уложены на пол), Гена почувствовал себя плохо, и его пришлось перенести на софу. Таким образом, наш «групповой секс», как его называл Гена, пришлось отложить. Антонио уснул, а Павел тем временем нервно мастурбировал себя и меня.
Я увиделся в Павлом через два дня. Мы должны были встретиться с ним вместе с Антонио. Но мой товарищ по комнате решил не идим: «Иди один, мне что-то не очень понравилось».
В 9 вечера, когда лёгкий дождь мыл улицы Одессы, я спасался от него у входа в концертный зал, ожидая Павла. Тот пришёл один.
- А Гена?
- Вернулся в Ленинград. А Антонио?
- Ему нехорошо, остался в гостинице.
Начинаем прогулку по главной улице. Дождь прекратился. Павел был странным. Я задавал вопросы, пытался что-то рассказать. Он отвечал односложно, рассеянно.
- Куда мы идём?
- Я сейчас тебе покажу место, где мы собираемся.
Он привёл меня в скверик. Там мы присели на лавочку недалеко от отхожего места. На небольшом расстоянии от нас была группа парней. Впереди нас, на другой лавочке, другая группа.
- Вот, - сказал он мне, - с этой стороны сидят те, которым можно доверять. Там, лицом к нам, сброд, многие больны и не лечатся.
- Сифилис?
- Да, сифилис.
- Почему не лечатся?
- У нас сифилис первые два месяца лечат в больнице. Тому, чтобы отправиться в больницу, предпочитают проводить время здесь.
Я не понимаю, в конце концов, любую болезнь лечат в больнице. Но Павел забыл сказать, что пойти к врачу и сообщить тому, что у тебя сифилис в заднице, очень щекотливое дело, особенно в СССР.
Он смотрит на меня своими зелёными, живыми и печальными глазами: «Знаешь, я женат. Моя жена всё знает про меня. Почти все наши женаты, для прикрытия. В противном случае оказываешься под подозрением. Не сразу поймёшь, как это устроено. Мы с моей женой в хороших отношениях, она умная женщина. Иногда мы занимаемся любовью. Надеюсь, у меня будут дети. Кажется, у вас гомосексуальность расцветает, это правда?»
Я рассказываю ему, как идут дела у нас. Потом он говорит мне:
- Послезавтра я отправляюсь в отпуск. Еду в Москву на несколько дней, а потом на месяц в Сочи, на Чёрное море.
- Какой долгий отпуск, - отвечаю ему.
- У нас так положено. Я - член партии.
- Неужели? И как, они знают о тебе?
- Если бы знали, выгнали бы меня из партии. Я этого не могу понять. Если тебе интересно, могу дать номер телефона моего друга. Он работает в обкоме партии. Тебе интересно с таким увидеться? Он среднего возраста.
Тем временем мы поднялись с лавочки и стояли у его дома.
- А где твоя жена?
- В отъезде, в отпуске.
Мы зашли домой. Через стекло закрытых дверей одной из двух комнат было видно, что там включен свет. Мы направились на кухню и начали пить. Эта история, что перед тем, как потрахаться, нужно непременно напиться, начинала сидеть у меня в печёнке. Я пил, а Павел нет. «Завтра мне должны вырезать аппендикс. Лучше, если не буду пить». Его уныние меня раздражало.
- Слушай, если хочешь, я пойду.
- Нет, я хочу, чтобы ты остался.
- Кто там, в комнате? Свет включен, там кто-то есть.
- Долго рассказывать.
Мы молча разделись и легли в узкую одноместную кровать. Павел держал меня крепко, как будто боялся, что я уйду. Он мастурбировал меня и, когда я кончал, прикрывал мне рот рукой, чтобы я не слишком громко кричал. Утром я распрощался с ним. На следующий день он уехал в отпуск.
Fuori! 1979, №23, pp. 10-11.
