Лев Николаевич Толстой. Из дневника.

  

На протяжении достаточного количества лет попадались посты по поводу гомосексуальности Льва Николаевича Толстого основанные на дневниковых записях.  Вплоть  до каких то спекуляций. Например,  заявление о том, что в Питере в архиве найдены не известные ранее  дневниковые записи писателя. И цитаты, цитаты, цитаты.

Но практически везде были  (…) – означает, что фрагмент текста упущен. И когда на днях увидел очередной материал начал поиски полного варианта.

Было ПСС в 90 томах. Вроде бы должно быть академическое и действительно полное издание .

Но годы издания. Т. 46 был издан в 1937 году. Вопрос есть – ответа нет. Будем  надеяться, что цензура не поработала. 

О  гомосексуальности Льва Николаевича была только одна запись от 29 ноября 1851 года. На  отдельном листке (см. т.46, с.237-238).

1851 год. Толстому 23 года. И появляется запись «Чѣмъ я дѣлаюсь старше тѣмъ рѣже испытываю э[то] ч[увство].». И это стоит подчеркнуть.

Софья Андреевна Толстая. «Любовь и бунт. Дневник 1910 года».

Софья Андреевна Толстая прожила вместе с Л. Н. Толстым почти полвека, не одно десятилетие она была центром многолюдной и счастливой яснополянской жизни. Но 1910 год стал самым сложным в истории отношений гениального писателя и его жены: это был год духовного столкновения двух близких людей, и оно привело к тайному уходу Льва Толстого из дому.

Это не дневник, а какая-то хроника войны и борьбы за 82-х летнего Льва Николаевича между Софьей Андреевной и  Владимиром Григорьевичем Чертковым. И это было и до записи от 19 июля 1910 года (с.152) и после.

19 июля

Разбили мое сердце, измучили и выписали докторов: Никитина и Россолимо. Бедные! они не знают, как можно лечить человека, которого со всех сторон морально изранили! Случайное чтение листка из старого дневника возмутило мою душу, мое спокойствие, и открыло глаза на теперешнее пристрастие к Черткову, и навеки отравило мое сердце. Сначала предложили мне такое лечение: Льву H – у уехать в одну сторону, мне – в другую, ему к Тане, мне – неизвестно куда. Потом, когда я расплакалась, увидав, что вся цель окружающих меня – удалить от Льва Николаевича, я на это не согласилась. Тогда, видя свое бессилие, доктора начали советовать: ванны, гулять, не волноваться… Просто смешно! Никитин удивляется, как я исхудала. Все только от горя и уязвленного любящего сердца, а они – уезжай! то есть то, что больнее всего.

Ездила купаться, и мне стало хуже. Уходила вода из Воронки – как моя жизнь, и пока утопиться в ней трудно; ездила главное, чтоб примериться, насколько можно углубиться в воде Воронки.

Мыла шляпу Льва Николаевича. Он в самую жару ездил в Овсянниково, потом не обедал и имеет усталый вид. Еще бы! 16 верст верховой езды при температуре в 36 градусов на солнце! Вечером играл в шахматы с Гольденвейзером. Я ничего с ним не говорила сегодня, я боюсь расстроить его, да и себя. Позировала для Левы, с ним все хорошо; поправляла корректуры, но опять не послала, не могу работать… И теперь поздно, надо ложиться спать, а спать не хочется…

Запись от 19 июля приводится полностью.

Как бы и весь материал по гомосексуальности в дневниках Льва Николаевича Толстого. Для того чтобы делать какие либо выводы явно не достаточно.