Переложение Николая Кононова. Рисунки Леонида Цхэ
Мы гуляли по вилле Адриана в Тиволи. Любовались статуями, водоемами, руинами и, беседуя о высоком, незаметно забрели в зону раскопок. Один из землекопов, назвавшийся Радованом, признал в нас драгу руску браћу и, расчувствовавшись, повел в недавно отрытые катакомбы. Он все повторял со смехом: Краљ Андреј срамота. Анфилада помещений уходила в глубину.
Во второй комнате от обилия на стенах дерзких граффити и латинских строф рябило в глазах. По счастью, у Леонида имелась безупречная камера. Он снимал фрагмент за фрагментом, и этому не препятствовал (за небольшую мзду) наш сербский другар. Вдруг Радован дико вскричал: Излаз!
Посыпавшаяся штукатурка и без перевода сигнализировала о смертельной опасности. Мы едва успели выскочить на свет, как холм за нами грузно осел.
В книге «Кодекс Адриана» впервые публикуются как переложения латинских стихов, обнаруженных нами на стенах катакомб, так и восстановленные максимально точно граффити, тематически связанные со стихами.
Н. К. и Л. Ц.
На недавний вопрос Андрея Василевского в Фейсбуке — «Чего — на ваш субъективный/объективный взгляд — не было в русской поэзии XVIII–ХХI веков?» — Кононов не без доли провокации ответил: «Порно добротного!» — и указал на свой «Кодекс Адриана» как на книгу, заполняющую эту лакуну. Возникают вопросы, почему в качестве лакуны указано именно «порно» и в чем состоит его «добротность».Ответить на первый вопрос проще — потому что «порнографическое» в отечественной литературе все еще рассматривается как область, лишенная эстетического значения. За ним не зарезервированы никакие существенные смыслы; это низкий регистр, открытый только для гротеска, травестии, иронии. Это тем более заметное отличие, что в авторском кино несимулированный секс давно стал частью «машины эмоций», а porn studies уже почти респектабельны. Литература «целомудренна» не потому, что предпочитает не замечать секса как одного из измерений бытия, а потому, что не знает, как его соотнести с другими.Между тем в романной прозе Кононова эти связи уже давно выстроены, поскольку самым чистым примером чувственного откровения для его персонажей является открытие эротического. Стать собой нельзя, не «присвоив» себе тела; сделать же это можно, только осознав его, тела, инаковость и уязвимость, а оба этих качества яснее всего проступают в сексуальной «инициации», которая оказывается решающим опытом для героев «Фланера», «Парада», «Гимнов».
Личная подборка книг на гугл диске 
«Фланёр». 2011
Строго говоря, этот обширный роман не относится к гей-прозе, решая совсем иные художественные и мировоззренческие задачи. Главный персонаж романа – Тадеуш – гомосексуал, попавший в водоворот исторических событий середины прошлого века.Казалось бы, после войны и других экстремальных ситуаций, в нём не должно было остаться ничего человеческого, но его внутренний мир показан так подробно, тонко и точно, что не остается сомнений насчет того, какой силы этот человек.
Скачать 
«Парад»
М.: Галеев-Галерея, 2015.
Роман поэта и прозаика Николая Кононова, герои которого, дети своего времени, в убогих сумерках материального мира семидесятых оказываются во власти таинственных и невероятных искушений. Алча недоступного и беззаконная любовь овладевают ими, переворачивая представления о мире, распахивая глубины чувственности и пределы познания. Им придется ответить на вопросы: где простирается граница их власти над собой, преодолима ли она и есть ли хоть какой-то смысл в избытке их существования?
Особого сюжета в этом квир-романе якобы и нет. Словно в фильме «Живет такой парень». Из раздела к разделу тянется рассказ о молодом плейбое Лёве, который оказывается обычным спекулянтом. Поэтому речь о его обаянии, действующем, словно охотничий манок, на сельских простаков, которые выбрались на рынок за дефицитными джинсами. Вместо этого более важные в этой ориентальной прозе 1970-е детали. Даже герои с их подпольной любовью иногда не очень важны, зато детали... Побелка в подъездах, куда они заходят отлить, ложка, которую за обедом некоторые из них, краснея, все-таки берут в рот. «Видимое – театр его тела, яркая фикция его равнодушия, были куда важнее…», – кивает автор в сторону своего героя. И этому нельзя не поверить, особенно если «чуть-чуть блестящего вазелина на устах, и их из-за этого нельзя было облизывать, тончайшая поволока пудры для матового блеска кожи на скулах и темноватых щеках, лукаво выбритых сутки назад, и чтоб нос, конечно, ненароком не заблестел, и бесцветный лак мокро лизал его ногти». Плюс соответствующая культура жестов, когда «к пухлым губам можно приложить» неважно какой именно из инструментов», а «тонким пальцам не грех охватывать» разнообразные грубые предметы. И не удивительно, что в героя влюбляется доцент кафедры марксизма-ленинизма, ведь его «любовно и истово воспитывали, как прекрасную девочку, но «она» почему-то была мальчиком Львом». И виновато ли в этом «пародийное семейство» Льва? И какое еще семейство может быть у него, «губастого и кудрявого», которому врачи на медосмотре суют в руку записку с именем и номером телефона?
